Иное дело, когда находится уважаемый американский философ и ученый и воскрешает нацистский стереотип, вынеся его на обложку своей книги «Еврейская наука Эйнштейна».
Вокруг этой публикации Стивена Гимбела мгновенно скрестились шпаги публицистов, историков и ученых.
Начну с предыстории. Почему нацисты предали анафеме теорию относительности в частности и новую физику в целом, полагая, что всё это от лукавого, а конкретнее - назвав еврейской лажей? Не из одного только зоологического антисемитизма Гитлера сотоварищи. Были на то свои основания - от идейных до обывательских, вплоть до научных - представьте себе! Создавая свой тысячелетний Рейх, который просуществовал только 12 лет, но столько бед натворил, немцы исходили из незыблемых абсолютов: арийская раса как мировой доминант, а все остальное - от культуры до науки - в идеологической обслуге у нации-властелина. Концепция довольно простенькая, доходчивая, доступная массам, которые потому и обожали своего фюрера, что он вбивал им в головы гвозди этих идей, лишал каких-либо сомнений и избавлял от необходимости лично, на индивидуальном уровне разбираться в хитросплетениях реальности и собственных душевных потемках. А потемки - не только чужая душа, но и своя, и, кто знает, может быть, даже куда больше, чем чужая.
И вот пришел Эйнштейн со своей теорией относительности и прочими еретическими («еврейскими») штучками и подложил динамит под основу основ нацизма - его идеологическую базу. Коли все на свете относительно, то нет ни абсолюта, ни авторитета, а расовое превосходство, краеугольный камень нацизма, не более чем пропагандистский пшик нацистов, да? Эйнштейн в роли бикфордова шнура? Его теории были запрещены, а сам он, персона нон грата у себя на родине, вынужден был бежать из зачумленной Германии.
На агитпропном и филистерском уровне теория относительности была объявлена очередным трюком сионских мудрецов, а те, как было хорошо известно каждому добропорядочному и верноподданному немцу, давно уже замышляют подкоп против человечества во главе с арийской нацией-владыкой. Самое поразительное, однако, что к нацистскому крестовому походу против новой физики подключились крупные немецкие ученые, порядка тридцати, во главе со знаменитым Филиппом Ленардом, который за исследования по катодным лучам получил в 1905 году Нобелевскую премию. Именно он назвал теорию относительности, а заодно и квантовую механику «еврейской физикой», противопоставив ей «арийскую физику». Согласно Ленарду, само познание природы зависит от расы, и у немцев очевидные преимущества перед другими народами в научном отношении (как, впрочем, во всем остальном). А евреи, те вообще мутят воду и пудрят мозги бедной «немчуре» (словечко из лексикона Иосифа Бродского, который нежных чувств к немцам не испытывал).
Ленард ломился в открытые ворота и ничего нового не открыл в своем расовом подходе к науке.
Не вовлекая читателей в дебри научных споров, упомяну все-таки, что еще гениальный Спиноза ввел в оборот два противоположных понятия: natura naturata - природа как готовый статичный результат, и natura naturans - природа как динамичный процесс творения. Отсюда и пошло в дальнейшем разделение восприятия природы на гойское объективное и иудейское субъективное. Чтобы далеко не ходить за примерами, возьмем классическую русскую живопись: у Ивана Шишкина объективное восприятие природы - у Исаака Левитана, наоборот, субъективное. Или если взять немецкую поэзию: объективист Гете и субъективист Гейне.
Деление на арийскую и иудейскую традицию, конечно, достаточно условно, и, скажем, все импрессионисты - и француз Монe, и еврей Писсарро, и англичанин Сислей, само собой, сенсуалисты и субъективисты. Однако Филипп Ленард, основатель «арийской физики», свято верил в это различие, считал его коренным и основополагающим и перенес в научный ряд, издав в 1936 году четырехтомный кирпич «Немецкая физика» и объявив ее единственно истинной: «Вы спросите - немецкая физика? Я мог бы назвать её также арийской физикой или физикой людей нордического типа, физикой исследователей реальности, искателей истины, физикой тех, кто основал естествознаниеѕ В действительности наука, как и всё, что создают люди, зависит от расы, от крови».
Просто, как мычание. При таком уставном раскладе за бортом науки оставались еврейские физики типа Эйнштейна или Нильса Бора, тот был евреем по маме. К слову, автор теории относительности и отец квантовой механики принадлежали к противоположным направлениям современной физики. Апокриф приписывает им такой обмен мнениями: «Бог не играет в кости», - будто бы сказал Эйнштейн о квантовой механике, полагая, что это не «настоящий Иаков», то есть не истина в последней инстанции. На что Бор тут же отпарировал: «Эйнштейн, перестаньте указывать Богу, что ему делать».
Однако создателю арийской физики было не до различий между Нильсом Бором и Альбертом Эйнштейном. Как говорил Ницше, у немцев нет пальцев для нюансов. Филипп Ленард опирался на традиции классической физики, утверждая, что научное знание может быть добыто исключительно путем эксперимента, тогда как «еврейская физика» опирается на интуицию, прозрения, озарения, откровения, парадоксы и гипотезы и создает теории, минуя научные опыты. Так, наверное, и есть. За доказательствами ходить недалеко – достаточно перечесть высказывания изгнанных из научного рая ученых. Эйнштейн растаскан на цитаты, но вот парочка неслабых афоризмов Нильса Бора. «Каждое предложение, произносимое мной, должно рассматриваться не как утверждение, а как вопрос». Или: «Как замечательно, что мы столкнулись с парадоксом - теперь у нас есть надежда на продвижение». А то и вовсе блеск: «Ваша теория безумна, но недостаточно безумна, чтобы быть истинной».
Каково было читать подобное бедному создателю «арийской науки»!
На самом деле - как и на примере с насквозь космополитическим импрессионизмом - такой подход не был еврейской прерогативой, а являлся свойством и методом современной физики вообще, и чистокровный немец великий Вернер Гейзенберг, с его принципом неопределенности, демонстрировал, может быть, даже в большей мере, чем ученые еврейского происхождения, внеопытность знания в современной физике. Можно и так сказать, что творец «арийской физики» попросту выпал из времени, стал безнадежным анахронизмом в научном мире, а его антиеврейские предрассудки затуманили, а то и пошатнули, сдвинули по фазе (в известном направлении) его прежде научные, «нобелевские» мозги. Антисемитизм - болезнь, от него надо лечиться, хотя некоторые полагают его неизлечимой болезнью: горбатого могила исправит. Не знаю.
Нет худа без добра. Есть мнение, что именно звериный антисемитизм нацистов - «недостойно немца быть духовным последователем евреев» - был причиной, почему Германия с опозданием взялась за создание атомного оружия, тогда как до американского правительства быстро дошло, что научные открытия можно использовать в утилитарных, военных целях для создания сверхмощной бомбы. А произошло это благодаря тревожно-предупредительному письму Альберта Эйнштейна в соавторстве с тремя другими выдающимися физиками-эмигрантами президенту Рузвельту. У Эйнштейна сложились дружеские отношения с американским президентом, ученый даже провел как-то ночь в Белом доме, и Рузвельт оперативно внял совету ученого: Америка в срочном порядке запустила «манхэттенский проект», пойдя на опережение в этом смертельном поединке с Германией.
Если нет арийской науки, то, следовательно, нет и еврейской науки? Ставлю знак вопроса и отвечаю амбивалентно: и да, и нет. Даже сломанные часы два раза в день показывают точное время.
Не знаю, известна ли эта аксиома Стивену Гимбелу, автору книги «Еврейская наука Эйнштейна», но он относится к антисемитским диатрибам нацистов на полном серьезе и признает, что доля правды в них есть: да, еврейская наука. С известными, понятно, оговорками, что новое научное мышление создавалось не одними евреями. Да и сам Эйнштейн - еврей по происхождению, но не по культуре и воспитанию, учился в католической школе, прошел через общеевропейскую образовательную систему (в Швейцарии), был интернационалистом в широком и благородном смысле этого слова, в Бога не верил - ни в еврейского, ни в какого другого, хотя был скорее агностиком, чем атеистом.
Тем не менее, существует талмудическая традиция детального, полемического обсуждения и семантического анализа библейских текстов, которая входит в плоть и кровь иудеев с раннего детства и передается из поколения в поколение, становясь чуть ли не генетическим свойством. Напомню, что грамотность среди мужской части еврейского народа была испокон веков поголовной, тогда как христианское население Европы в средневековье и даже в эпоху Возрождения было по большей части безграмотно: евреи обогнали титульные народы в странах проживания как минимум на 1700 лет. Именно традиционная грамотность и вековые навыки аналитической работы с текстами пригодились евреям в последние столетия, оказались востребованными в новые времена, к которым в силу исторического развития они оказались более приспособлены, чем другие этнические либо религиозные страты. Все это и сделало евреев на пару веков самой продвинутой группой на европейском, а потом североамериканском континенте, чему свидетельство, например, высокий (до сих пор) процент евреев среди нобелевских лауреатов по науке. В прошлом году стопроцентное попадание, из-за чего кто-то шутя назвал Нобелевку «кошерной».
Однако это базовое суждение - все-таки общее место, и Стивен Гимбел добавляет к нему весьма существенную конкретику. Дело, оказывается, не только в привычке евреев к аналитическому мышлению, но еще и в характере этого мышления. Сам научный подход Эйнштейна к универсуму - миру как целому - близко напоминает пути, которыми идет талмудический схоласт в поисках истины и Бога. Основа основ талмудического подхода состоит в том, что хоть абсолютная истина и существует, но прямо и целиком недоступна человеку - «непостижная уму». Стремление к истине - да, но процесс познания бесконечен, как сам универсум.
Нет, наш автор далек оттого, чтобы объявить еврейскую монополию на современную науку, но кое-какие ее корешки он находит в иудейской традиции, скорее сознательно, чем невольно подтверждая клише нацистской пропаганды о «еврейской науке» - в противоположность «арийской науке».
Стоит ли тогда удивляться, что этот провокационный тезис Стивена Гимбела вызвал в американской прессе полемику? Иначе и быть не могло. Автор знал, на что идет, вызывая огонь на себя.
